Неточные совпадения
— Вы мне гадки, отвратительны! — закричала она, горячась всё более и более. — Ваши
слезы — вода! Вы никогда не любили меня; в вас нет ни сердца, ни благородства! Вы мне мерзки, гадки, чужой, да, чужой совсем! — с
болью и злобой произнесла она это ужасное для себя слово чужой.
Слова жены, подтвердившие его худшие сомнения, произвели жестокую
боль в сердце Алексея Александровича.
Боль эта была усилена еще тем странным чувством физической жалости к ней, которую произвели на него ее
слезы. Но, оставшись один в карете, Алексей Александрович, к удивлению своему и радости, почувствовал совершенное освобождение и от этой жалости и от мучавших его в последнее время сомнений и страданий ревности.
Потом она приподнялась, моя голубушка, сделала вот так ручки и вдруг заговорила, да таким голосом, что я и вспомнить не могу: «Матерь божия, не оставь их!..» Тут уж
боль подступила ей под самое сердце, по глазам видно было, что ужасно мучилась бедняжка; упала на подушки, ухватилась зубами за простыню; а слезы-то, мой батюшка, так и текут.
После тревожного дня, проведенного в беспрерывных фантазиях, в радостных грезах и
слезах, в ночь она
заболела и наутро была уже в жару и в бреду.
Нет, — мне
слез ее надобно было, мне испуг ее видеть надобно было, смотреть, как сердце ее
болит и терзается!
Толстые губы его так плотно и длительно присосались, что Самгин почти задохнулся, — противное ощущение засасывания обострялось колющей
болью, которую причиняли жесткие, подстриженные усы. Поручик выгонял мизинцем левой руки
слезы из глаз, смеялся всхлипывающим смехом, чмокал и говорил...
Теперь вот она стоит пред зеркалом, поправляя костюм, прическу, руки ее дрожат, глаза в отражении зеркала широко раскрыты, неподвижны и налиты испугом. Она кусала губы, точно сдерживая
боль или
слезы.
Другой бы прибавил: пишу и обливаюсь
слезами, но я не рисуюсь перед вами, не драпируюсь в свою печаль, потому что не хочу усиливать
боль, растравлять сожаление, грусть.
В эти блаженные дни на долю Ильи Ильича тоже выпало немало мягких, бархатных, даже страстных взглядов из толпы красавиц, пропасть многообещающих улыбок, два-три непривилегированные поцелуя и еще больше дружеских рукопожатий, с
болью до
слез.
Он молчал и в ужасе слушал ее
слезы, не смея мешать им. Он не чувствовал жалости ни к ней, ни к себе; он был сам жалок. Она опустилась в кресло и, прижав голову к платку, оперлась на стол и плакала горько.
Слезы текли не как мгновенно вырвавшаяся жаркая струя, от внезапной и временной
боли, как тогда в парке, а изливались безотрадно, холодными потоками, как осенний дождь, беспощадно поливающий нивы.
— А если
боль не пройдет, — сказал он, — и здоровье твое пошатнется? Такие
слезы ядовиты. Ольга, ангел мой, не плачь… забудь все…
Марина рванулась, быстро пробежала через двор и скрылась в людскую, где ее встретил хохот, на который и она, отирая передником
слезы и втыкая гребень в растрепанные волосы, отвечала хохотом же. Потом опять
боль напомнила о себе.
Он медленно ушел домой и две недели ходил убитый, молчаливый, не заглядывал в студию, не видался с приятелями и бродил по уединенным улицам. Горе укладывалось,
слезы иссякли, острая
боль затихла, и в голове только оставалась вибрация воздуха от свеч, тихое пение, расплывшееся от
слез лицо тетки и безмолвный, судорожный плач подруги…»
Жизнь и любовь как будто пропели ей гимн, и она сладко задумалась, слушая его, и только
слезы умиления и веры застывали на ее умирающем лице, без укоризны за зло, за
боль, за страдания.
— Я скажу, что голова
болит, а про
слезы не упомяну, а то она в самом деле на целый день расстроится.
Посему и ты, Софья, не смущай свою душу слишком, ибо весь твой грех — мой, а в тебе, так мыслю, и разуменье-то вряд ли тогда было, а пожалуй, и в вас тоже, сударь, вкупе с нею, — улыбнулся он с задрожавшими от какой-то
боли губами, — и хоть мог бы я тогда поучить тебя, супруга моя, даже жезлом, да и должен был, но жалко стало, как предо мной упала в
слезах и ничего не потаила… ноги мои целовала.
— Я для чего пришла? — исступленно и торопливо начала она опять, — ноги твои обнять, руки сжать, вот так до
боли, помнишь, как в Москве тебе сжимала, опять сказать тебе, что ты Бог мой, радость моя, сказать тебе, что безумно люблю тебя, — как бы простонала она в муке и вдруг жадно приникла устами к руке его.
Слезы хлынули из ее глаз.
Что-то горело в сердце Алеши, что-то наполнило его вдруг до
боли,
слезы восторга рвались из души его… Он простер руки, вскрикнул и проснулся…
Она действительно что-то поговорила старичку, и тот моментально исчез, точно в воду канул. Потом Галактион поймал маленькую теплую руку Пашеньки и крепко пожал ее. У Пашеньки даже
слезы выступили на глазах от
боли, но она стерпела и продолжала улыбаться.
Всё это было удивительно: я плакал редко и только от обиды, не от
боли; отец всегда смеялся над моими
слезами, а мать кричала...
Ей вспомнилось выражение
боли, вызванное ее игрой на лице мальчика, и жгучие
слезы лились у нее из глаз, и по временам она с трудом сдерживала подступавшие к горлу и готовые вырваться рыдания.
И вот, наконец, она стояла пред ним лицом к лицу, в первый раз после их разлуки; она что-то говорила ему, но он молча смотрел на нее; сердце его переполнилось и заныло от
боли. О, никогда потом не мог он забыть эту встречу с ней и вспоминал всегда с одинаковою
болью. Она опустилась пред ним на колена, тут же на улице, как исступленная; он отступил в испуге, а она ловила его руку, чтобы целовать ее, и точно так же, как и давеча в его сне,
слезы блистали теперь на ее длинных ресницах.
Пел эти куплеты Нижерадзе всегда уменьшенным голосом, сохраняя на лице выражение серьезного удивления к Карапету, а Любка смеялась до
боли, до
слез, до нервных спазм.
Несмотря на то, что я ощущал сильнейшую
боль в ухе, я не плакал, а испытывал приятное моральное чувство. Только что папа выпустил мое ухо, я схватил его руку и со
слезами принялся покрывать ее поцелуями.
Раз мне пришла мысль, что счастье не зависит от внешних причин, а от нашего отношения к ним, что человек, привыкший переносить страдания, не может быть несчастлив, и, чтобы приучить себя к труду, я, несмотря на страшную
боль, держал по пяти минут в вытянутых руках лексиконы Татищева или уходил в чулан и веревкой стегал себя по голой спине так больно, что
слезы невольно выступали на глазах.
— Ну и хорошо… значит, простил, как всегда, — сказала она, улыбаясь сквозь
слезы и сжимая до
боли мою руку. — Остальное после. Много надо сказать тебе, Ваня. А теперь к нему…
С неумолимой, упорной настойчивостью память выдвигала перед глазами матери сцену истязания Рыбина, образ его гасил в ее голове все мысли,
боль и обида за человека заслоняли все чувства, она уже не могла думать о чемодане и ни о чем более. Из глаз ее безудержно текли
слезы, а лицо было угрюмо и голос не вздрагивал, когда она говорила хозяину избы...
Ей показалось, что у него на глазах
слезы, и, желая утешить, смутно чувствуя его
боль, она, вздохнув, сказала...
Он повторил это слово сдавленным голосом, точно оно вырвалось у него с
болью и усилием. Я чувствовал, как дрожала его рука, и, казалось, слышал даже клокотавшее в груди его бешенство. И я все ниже опускал голову, и
слезы одна за другой капали из моих глаз на пол, но я все повторял едва слышно...
Тогда произошла грубая сцена. Петерсон разразилась безобразною бранью по адресу Шурочки. Она уже забыла о своих деланных улыбках и, вся в пятнах, старалась перекричать музыку своим насморочным голосом. Ромашов же краснел до настоящих
слез от своего бессилия и растерянности, и от
боли за оскорбляемую Шурочку, и оттого, что ему сквозь оглушительные звуки кадрили не удавалось вставить ни одного слова, а главное — потому, что на них уже начинали обращать внимание.
Она начинала плакать, плакала тяжко, с
болью, плакала так, как плачет жалкая старость, у которой
слезы льются точно под тяжестью кошмара.
Руки мне жгло и рвало, словно кто-то вытаскивал кости из них. Я тихонько заплакал от страха и
боли, а чтобы не видно было
слез, закрыл глаза, но
слезы приподнимали веки и текли по вискам, попадая в уши.
Болели обожженные пальцы, саднило лицо, из глаз текли
слезы, но меня угнетала не
боль, а тяжелое, тупое удивление: зачем это сделано со мной?
Росла, расширяя грудь до
боли, выжимая
слёзы, жалость, к ней примешивалась обида на кого-то, — захотелось бежать в город, встать там на площади — на видном для всех месте — и говорить мимо идущим...
Слёзы обиженных девушек почти всегда вызывали довольные усмешки парней, и во всех играх ясно сквозило желание причинить
боль, грубо подчеркнуть превосходство мужской силы.
Глаза её, поднятые вверх, налились
слезами, как цветы росой, а лицо исказилось в судороге душевной
боли.
На
боль я отвечаю криком и
слезами, на подлость—негодованием, на мерзость — отвращением.
Нина Федоровна обожала своего мужа. И теперь, слушая исторический роман, она думала о том, как она много пережила, сколько выстрадала за все время, и что если бы кто-нибудь описал ее жизнь, то вышло бы очень жалостно. Так как опухоль у нее была в груди, то она была уверена, что и
болеет она от любви, от семейной жизни, и что в постель ее уложили ревность и
слезы.
Слезы смягчают и облегчают переживаемую
боль, которая в ее взоре и лице.
Орлов, испугавшийся
слез, быстро пошел в кабинет и, не знаю зачем, — желал ли он причинить ей лишнюю
боль или вспомнил, что это практикуется в подобных случаях, — запер за собою дверь на ключ. Она вскрикнула и побежала за ним вдогонку, шурша платьем.
Два голоса обнялись и поплыли над водой красивым, сочным, дрожащим от избытка силы звуком. Один жаловался на нестерпимую
боль сердца и, упиваясь ядом жалобы своей, — рыдал скорбно,
слезами заливая огонь своих мучений. Другой — низкий и мужественный — могуче тек в воздухе, полный чувства обиды. Ясно выговаривая слова, он изливался густою струей, и от каждого слова веяло местью.
Кончилось тем, что «приупадавший» дом Долинских упал и разорился совершенно. Игнатий Долинский покушал спелых дынь-дубровок, лег соснуть, встал часа через два с жестокою
болью в желудке, а к полуночи умер. С него распочалась в городе шедшая с северо-запада холера. Ульяна Петровна схоронила мужа, не уронив ни одной
слезы на его могиле, и детям наказывала не плакать.
Уже зарыли мертвеца, когда удалось Жегулеву вызвать из памяти нечто до
боли и
слез живое: лицо и взгляд Андрея Иваныча, когда играл он плясовую, тайно улыбающийся и степенный, как жених на смотринах.
Еще раз, кроваво вспыхнув, сказала угасающая мысль, что он, Васька Каширин, может здесь сойти с ума, испытать муки, для которых нет названия, дойти до такого предела
боли и страданий, до каких не доходило еще ни одно живое существо; что он может биться головою о стену, выколоть себе пальцем глаза, говорить и кричать, что ему угодно, уверять со
слезами, что больше выносить он не может, — и ничего.
В те часы, когда Пётр особенно ясно, с унынием ощущал, что Наталья нежеланна ему, он заставлял себя вспоминать её в жуткий день рождения первого сына. Мучительно тянулся девятнадцатый час её страданий, когда тёща, испуганная, в
слезах, привела его в комнату, полную какой-то особенной духоты. Извиваясь на смятой постели, выкатив искажённые лютой
болью глаза, растрёпанная, потная и непохожая на себя, жена встретила его звериным воем...
А семья его быстро разрушалась, отец
заболевал тихим помешательством на религиозной почве, младший брат начинал пить и гулять с девицами, сестра вела себя, как чужая, и у нее, видимо, разыгрывался невеселый роман с рыжим студентом, я часто замечал, что глаза ее опухли от
слез, и студент стал ненавистен мне.
— Ну, что? — кричал Хохол. Его лицо, облитое потом, выпачканное сажей, плакало грязными
слезами, глаза испуганно мигали, в мокрой бороде запуталось мочало. Меня облила освежающая волна радости — такое огромное, мощное чувство! — потом ожгла
боль в левой ноге, я лег и сказал Хохлу...
В это время, когда даже у занимающих высшие должности
болит от морозу лоб и
слезы выступают в глазах, бедные титулярные советники иногда бывают беззащитны.
Но когда акробат неожиданно поставил мальчика на колена, повернул его к себе спиною и начал выгибать ему назад плечи, снова надавливая пальцами между лопатками, когда голая худенькая грудь ребенка вдруг выпучилась ребром вперед, голова его опрокинулась назад и весь он как бы замер от
боли и ужаса, — Варвара не могла уже выдержать; она бросилась отнимать его. Прежде, однако ж, чем успела она это сделать, Беккер передал ей Петю, который тотчас же очнулся и только продолжал дрожать, захлебываясь от
слез.
Видно было по всему, что он уже совсем упал духом; день пропал задаром: лошадь не продана, сам он измучился, измаялся, проголодался; вдобавок каждый раз, как являлся новый покупщик и дело, по-видимому, уже ладилось, им овладевало неизъяснимо тягостное чувство: ему становилось все жальче и жальче лошаденку, так жаль, что в эту минуту он готов был вернуться в Троскино и перенести все от Никиты Федорыча, чтобы только не разлучаться с нею; но теперь почему-то
заболело еще пуще по ней сердце; предчувствие ли лиха какого или что другое, только
слезы так вот и прошибали ресницы, и многих усилий стоило бедному Антону, чтобы не зарыдать вслух.